Бабке Дусе внучку из города привезли. На две недели каникулярного времени. Внучка Оля, тринадцати лет. Эта внучка, будучи маленькой и щекастой, к бабе Дусе наезжала регулярно. Обнимала ее липкими ручками и всякие секреты рассказывала. А потом перестала наезжать. Скучно, сказала однажды Оля. Чего мне в деревне этой делать? Ни подружек, ни кинотеатра приличного. Ходи и всеми днями козам хвосты крути. Скукота и бессмысленность. Как тут вообще люди живут?
И не видела бабку Дуся Олю целых три года. Хоть и была она тогда единственной внучкой. И любимой. От сына Гриши внуков не было — он являлся тихим алкоголиком и потомства не планировал.
Я стыжусь своей родни, а она портит мне жизнь
А потом вдруг Олю привезли. Зять привез на собственном авто. Дочка бабы Дуси, Нюта, с этим зятем новорожденного себе завели. А Олю отправили свежим воздухом подышать и бабке по огороду помочь. И просто пообщаться поколениями. Скрасить, так сказать, бабушке однообразную сельскую жизнь.
А бабка Дуся внучке Оле, конечно, счастлива. Смотрит на нее и любуется. Хорошая внучка получилась, на дочь Нюту очень похожая. Их родова. Сама из себя тонкая и рыжая. Нос уточкой. Конопушки. Наверняка, парни в городе проходу скоро давать не будут. Только выбирай и носик криви.
Взрослая дочь не общается со мной пять лет. Что я сделала не так?
Пенсия у бабы Дуси крошечная совсем. Сын Гриша, который тихий алкоголик, стабильного дохода и вовсе не имел. И потому зять немного финансов выделил — на полноценное пропитание ребенку. Чтобы ни один, значит, картофель с капустой точить, а всякие белки и жиры тоже.
И вот зажили они.
Внучка Оля в огород идет без особой страсти. С ленцой идет, губы оттопыривает. Чуть травы сорной подерет — так уже и плачет: жарко и скукота. С дочкой Нютой бабка Дуся, конечно, в свое-то время не церемонилась. Чуть дочка нос задумается скукожить — жарко или скукота — так ей и полотенцем мокрым по заду прописываешь. И сразу Нюте делалось прохладно, и сразу прополка ударными темпами шла. Но внучка — не дочка. С ней полотенцем нельзя. Да и жалко ее — тепличной мимозой растет.
Банный лист: переехала в дом дочери и очень пожалела об этом
Дома Оля тоже не приучена — посуды не помоет, пыли не сотрет. Все полеживает и в телефоне картинки рассматривает. Или вот еще фотографируется за уборной. Там особенно хороший закат получался. Но бабка Дуся и не настаивала на помощи. Все же редкий гость у неё внучка. И вечером теперь есть с кем словом перекинуться о жизни.
Но как-то Оля и говорит. А чего это, говорит, кормишь ты меня, баба, посредственно? Второй уж день жидкие щи хлебаем. Я к такому в городе не приучена. Батя мой денег-то вдоволь на питание выделили. Требую тортов и бифштексов рубленых. Или лобстера какого сваргань. Щи оставьте себе с Гришей на голодную годину.
Бабке Дусе это слушать, конечно, обидно стало. Я, говорит бабка, давеча половину сельпо продуктов выкупила. И пряников тебе, и сарделек разных, и кренделей с маком. Кормлю вон по часам. Пятиразовое питание обеспечиваю. Будто в санатории. Опасаюсь, что похудеет вдруг дитя. Не оберешься потом от вас. Сама ни куска от тех сарделек не откусила. Вот тебе крест.
А внучка Оля щурится подозрительно и губки поджимает. Нос ее уточкой подрагивает: не верит бабке.
Мое разбитое корыто
Через неделю гостевания повадилась Оля в комнатке своей запираться. Читаю литературу школьную, говорит. А ты, баба, мне мешаешь. Ходишь, кряхтишь. И Гриша вон песни про Чапая орет. Отвлекаете очень. И запирается — сидит, шуршит там литературой.
Бабка Дуся кряхтеть, конечно, стала потише. И Грише петь запретила. Но полезла однажды в комнатку к Оле герань полить. Да лучше бы и не совалась. По всей комнатке фантики конфетные напрятаны. Оля «Мишек на Севере» уговорила килограмма четыре, не менее. Единолично уговорила. Бабке Дусе это дико все. Ее Нюта делиться приучена была с малолетства — карамельку на четверых крошила. И папе, и маме, и брату Грише чтобы. Хоть на зубок.
Мы выросли в многодетной семье. Не могу понять своих родителей
А на второй неделе деревенского отдыха внучка, с утра, и вовсе форменный скандал учинила. Это, кричит, надо же. Среди бела дня воровство происходит. У меня в холодильнике накануне круассан с миндалем оставался. Почти целый — только раз едва надкусила. А сейчас нет его. Уворовали! А мне, ребенку, чем завтракать? Я завсегда этим в городе завтракаю. К другому попросту не приучена.
Баба Дуся сына Гришу полотенцем мокрым — а не жри-ка детских продуктов, шельма этакая.
А Оля в слезы. Срочно бате звонит и умоляет денег выслать. Голодаю, говорит, еле ноги ношу. Творожки и круассаны воруют средь бела дня. Бабка Дуся, мол, нецелевое использование продуктовых финансов проворачивает. А дядя Гриша выпивший поет и продукты мои в утробу свою забрасывает.
Денег внучке родители не отправили. Но зять тем же вечером приехал — забрал Олю. Недовольный был очень создавшимся положением. На Гришу кренделем маковым замахивался. И с бабкой Дусей через губу — нецелевое, мол. Через мой кошелек алкаша кормить. Ишь. И увез внучку Олю. Больше не привозят. И сама дочь Нюта к матери глаз не кажет — обиделась. Я тебе, говорит, самое дорого доверила. А ты за внучкой конфеты считать и сардельками попрекать.
