Я обожаю своего мужа. Серёжа — самый заботливый и любящий человек на свете. Но когда его мама в седьмой раз за день позвонила узнать, поели ли мы суп, я закрылась в ванной и тихо застонала. «Добро пожаловать в русскую семью», — подумала я.
Меня зовут Ханна, мне 29 лет, я из Мюнхена. Три года назад вышла замуж за Серёжу и переехала в Нижний Новгород.
В Берлине, где мы познакомились, он был идеальным: открывал двери, дарил цветы без повода, готовил романтические ужины. И знаете что? В России он остался таким же! Может разбудить завтраком в постель, час собирать мне полку для книг, внезапно повезти в Москву на выходные.
Но есть нюанс.
Этот же человек искренне не видит грязную посуду. Совсем. Будто у него избирательная слепота на тарелки в раковине. Может починить кран, собрать шкаф, перебрать двигатель у машины. Но включить посудомоечную машину — квест уровня «невозможно».
«Ханна, а на какую кнопку нажать, чтобы постирать джинсы?» — спрашивает человек с высшим образованием.
Сначала бесило. Потом поняла: его так воспитали. Мама всё делала за него. И переучиваться в 32 года сложно. Зато когда я болею, он становится идеальной медсестрой. Парадокс.
- Она меня любит. Это главная проблема
- В Германии предупреждают за неделю. В России звонят из подъезда
- Он любит меня до луны и обратно, но сказать это может только выпив
- Меня кормят как на убой и обижаются, если отказываюсь
- В Германии я планировала встречи за месяц. В России живу одним днём
- Да, я иногда прячусь в ванной. Но я счастлива
Она меня любит. Это главная проблема
Свекровь — отдельная песня. Валентина Петровна — чудесная женщина. Добрая, заботливая, искренне меня любит. И в этом вся проблема.
Звонки каждые два часа: «Как у вас дела? Что готовили, что кушали?»
У неё есть ключи «для экстренных случаев». Экстренный случай — это когда она проезжала мимо и решила полить цветы. Или принести пирожки. Или переложить вещи в шкафу «поудобнее».
Однажды прихожу домой — квартира сияет чистотой, на плите борщ, котлеты, компот. Валентина Петровна с гордостью: «Я тут прибралась немножко, готовить вам некогда с работой».
Я стою и не знаю, плакать или смеяться. В Германии это вторжение в личное пространство. Здесь — проявление заботы.
«Мам, мы же просили предупреждать», — мягко говорит Серёжа.
«Ой, да что я, чужая что ли?» — обижается свекровь.
И как тут спорить?
Научилась хитрить. Звоню ей сама утром, рассказываю план на день. Она спокойна — и визитов меньше.
В Германии предупреждают за неделю. В России звонят из подъезда
Первый культурный шок случился через месяц после переезда. Пятница, 22:30. Мы уже в пижамах смотрим сериал. Звонок в дверь.
«Серёга, братан, открывай! Мы тут мимо проезжали!»
Четыре человека. С коньяком. «На пять минут».
В три ночи они всё ещё на кухне обсуждают смысл жизни. Я в шоке пытаюсь уснуть под философские дебаты.
«Это нормально?» — спрашиваю утром.
«Ну друзья же», — пожимает плечами муж, будто это всё объясняет.
В Германии визит планируют минимум за неделю. Спонтанный приход — моветон. В России «мы тут рядом» — священная фраза, открывающая все двери.
Адаптировалась. Теперь в морозилке всегда есть пельмени, в шкафу — коньяк, в холодильнике — нарезка. «Экстренный набор для гостей», как я это называю.
А друзья Серёжи оказались золотыми людьми. Когда мы переезжали, явились всей толпой в 8 утра. Без просьб. Просто пришли и перетаскали все вещи. В Германии за это платят деньги грузчикам.
Он любит меня до луны и обратно, но сказать это может только выпив
Эмоции русских мужчин — это квест для искателей приключений. Они есть, даже очень сильные. Но озвучивать их — пытка.
«Люблю» говорит раз в месяц. Зато каждый день доказывает делами. Встаёт раньше, чтобы очистить машину от снега. Покупает мой любимый немецкий хлеб через весь город. Учит немецкий, чтобы говорить с моими родителями.
На 8 марта подарил 101 розу. Но на вопрос «Почему именно столько?» ответил: «Ну красиво же».
Предложила семейную психотерапию. Посмотрел как на сумасшедшую. Потом согласился, но мы так и не дошли. Зато теперь иногда пытается говорить о чувствах. Получается криво, но трогательно до слёз.
Меня кормят как на убой и обижаются, если отказываюсь
«Ханна, ты такая худенькая!» — переживает свекровь, глядя на мои 60 кг при росте 170.
Русское застолье — это отдельный вид искусства. Три первых, два вторых, компот, чай с тортом. «Ты что, не любишь мою стряпню?» — если отказываешься от добавки.
Научилась дипломатии. «Спасибо, очень вкусно! Но я правда уже сыта». Главное — сказать про «вкусно». Тогда прощают.
Свекровь приносит банки с соленьями килограммами. Огурцы, помидоры, грибы, варенье пяти видов. Подвал у них как продуктовый склад.
Серёжа защищает: «Мам, Аня следит за фигурой, это нормально». Но сам может съесть тазик оливье за вечер и удивляться моей порции салата.
Зато я полюбила русскую кухню. Борщ — гениальное изобретение. Блины — вообще вне конкуренции. Даже к холодцу притерпелась (но это секрет).
В Германии я планировала встречи за месяц. В России живу одним днём
22:00, будний день.
«Дорогая, завтра едем к родителям».
«Завтра? Но я планировала…»
«Ну мам позвонила, соскучилась».
И всё. Планы отменяются.
В Германии мой календарь был расписан на месяц вперёд. Встреча с Клаудией — 15 марта, 19:00. Визит к родителям — первые выходные апреля.
В России «давай завтра» — это уже долгосрочное планирование.
Сначала бесило. Как можно жить без плана? Потом… расслабилась. И знаете что? Это освобождает!
Лучший день рождения Серёжа устроил спонтанно. Вечером сказал: «Собирайся». Думала, ресторан. Оказались в аэропорту. Слетали в Питер на выходные. Без планов. Просто так.
«Авось» — странное русское слово. Но иногда оно творит чудеса.
Да, я иногда прячусь в ванной. Но я счастлива
Три года в России. Культурные различия никуда не делись. Всё ещё вздрагиваю от звонка в дверь после девяти вечера. Всё ещё не понимаю, зачем хранить пакеты в пакете. Всё ещё считаю, что манная каша — это наказание, а не еда.
Но.
Серёжа научился загружать посудомоечную машину (правда, включаю всё равно я). Свекровь звонит только три раза в день — огромный прогресс! Друзья предупреждают о визите хотя бы за час.
А я? Я научилась печь блины. Говорю «ничего страшного» вместо паники. Храню банки (маленькие, для специй — но свекровь гордится).
Мы создаём свою русско-немецкую семью. Со своими правилами. Серёжа учит немецкий, я совершенствую русский. Он терпит мой педантизм, я — его спонтанность.
Да, культурный шок реален. Да, иногда хочется сбежать в тихую мюнхенскую квартиру, где никто не придёт без предупреждения. Где планы — это святое, а личные границы нерушимы.
Но я понимаю: это моя семья. Шумная, хаотичная, душная от любви. Где тебя накормят до отвала, обогреют заботой и никогда не оставят в беде.
Странная. Непредсказуемая. Но моя.
