Здравствуйте, дорогие друзья!
Пути кое-кого, как известно, неисповедимы, а глупости дядюшки Дорми — неисчерпаемы. Поэтому с удовольствием продолжаю тему «альтернативного» юмора.
Кстати, о «птичках». Вот, например, у нас в санузле вообще двери нет. И нормально, никаких проблем. Правда, я в него не хожу, потому что там холодно. А вот Исаак Давидович вполне себе ходит и абсолютно меня не стесняется. Зато он стесняется Василька, поэтому заставляет меня на время проведения определённых процедур запирать Василька в шкафу.
Естественно, Васильку это очень не нравится. Во-первых, он боится темноты. А во-вторых, шкаф узкий и тесный, поэтому Васильку приходится стоять в нём на задних лапах. При этом его лохматая башка торчит над шкафом и вертится во все стороны, потому что там дырка. Но Кронштейну со своего ракурса этого не видно. Так и живём.
А Василёк вообще ничего и никого не стесняется. Придёт, бывало, посмотрит на меня своими прекрасными глазами и будто бы говорит с гордостью: «Сходи-ка, Дорми, посмотри, какую я там прекрасную инсталляцию в кухне на полу изобразил». И ещё лапой так призывно машет.
Я, если честно, инсталляции не люблю, а Васильковы — особенно. Поэтому приходится брать за шкирку Исаака Давидовича (это же он Василька притащил), вручать ему тряпку, или совок, или лопату (ну, в зависимости от степени бедствия) и тащить его на кухню. Впрочем, временами мне приходится тащить Кронштейна и в другие помещения нашей многострадальной квартиры. Всё зависит от предприимчивости Василька.
Кронштейн же, как истинный египтолог, категорически не приемлет насилия над личностью. Поэтому он в такие моменты мгновенно обмякает, растопыривает руки и всем своим видом пытается показать, что он — не он, а Мона Лиза. А Мону Лизу, как известно, нельзя заставлять убирать за собаками, потому что она девочка и вообще картина. На меня эти пассажи, конечно же, не действуют.
Кстати, мне удалось кое-что узнать по поводу мемуаров, которыми так хвастается Исаак Давидович, и которые даже грозится в скором времени опубликовать. Рукопись хранится в толстой красной папке с золотым тиснением. Надпись на папке гласит: «С наилучшими пожеланиями!». Саму же папку Кронштейн бережно хранит в своём личном ящике под грудой грязных носков.
Внутри папки лежат три газетные вырезки разных лет с фотографиями представительного щекастого мужчины на фоне свинофермы. За ними следуют лист картона с крупно выведенной надписью «МИМУАРЫ», рисунок Джины Лоллобриджиды в натуральную величину и три банкноты неизвестного номинала. Кроме того, папка содержит увесистую пачку условно-чистой бумаги (из вторсырья).
Впрочем, пачка бумаги постепенно уменьшается. Это питает во мне призрачную надежду на то, что Кронштейн мемуары таки пишет и просто перепрятывает написанное в каком-то более другом месте. Но, если честно, я слабо в это верю, потому что бумага уменьшается пропорционально количеству сожранных Исааком Давидовичем шпрот.
И снова «кстати»: Пытались мы тут давеча с Кронштейном клеить обои… Но это уже совсем другая история))
